«Ты запой мне ту песню, что прежде…»
Сестре Шуре
Ты запой мне ту песню, что преждеНапевала нам старая мать.Не жалея о сгибшей надежде,Я сумею тебе подпевать.
Я ведь знаю, и мне знакомо,Потому и волнуй и тревожь –Будто я из родимого домаСлышу в голосе нежную дрожь.
Ты мне пой, ну, а я с такою,Вот с такою же песней, как ты,Лишь немного глаза прикрою –Вижу вновь дорогие черты.
Ты мне пой. Ведь моя отрада –Что вовек я любил не одинИ калитку осеннего сада,И опавшие листья с рябин.
Ты мне пой, ну, а я припомнюИ не буду забывчиво хмур:Так приятно и так легко мнеВидеть мать и тоскующих кур.
Я навек за туманы и росыПолюбил у березки стан,И ее золотистые косы,И холщовый ее сарафан.
Потому так и сердцу не жестко –Мне за песнею и за виномПоказалась ты той березкой,Что стоит под родимым окном.
Сентябрь 1925«В этом мире я только прохожий…»
Сестре Шуре
В этом мире я только прохожий,Ты махни мне веселой рукой.У осеннего месяца тожеСвет ласкающий, тихий такой.
В первый раз я от месяца греюсь,В первый раз от прохлады согрет,И опять и живу и надеюсьНа любовь, которой уж нет.
Это сделала наша равнинность,Посоленная белью песка,И измятая чья-то невинность,И кому-то родная тоска.
Потому и навеки не скрою,Что любить не отдельно, не врозь –Нам одною любовью с тобоюЭту родину привелось.
Сентябрь 1925«Эх вы, сани! А кони, кони!..»
Эх вы, сани! А кони, кони!Видно, черт их на землю принес.В залихватском степном разгонеКолокольчик хохочет до слез.
Ни луны, ни собачьего лаяВ далеке, в стороне, в пустыре.Поддержись, моя жизнь удалая,Я еще не навек постарел.
Пой, ямщик, вперекор этой ночи, –Хочешь, сам я тебе подпоюПро лукавые девичьи очи,Про веселую юность мою.
Эх, бывало, заломишь шапку,Да заложишь в оглобли коня,Да приляжешь на сена охапку, –Вспоминай лишь, как звали меня.
И откуда бралась осанка,А в полуночную тишинуРазговорчивая тальянкаУговаривала не одну.
Все прошло. Поредел мой волос.Конь издох, опустел наш двор.Потеряла тальянка голос,Разучившись вести разговор.
Но и все же душа не остыла,Так приятны мне снег и мороз,Потому что над всем, что было,Колокольчик хохочет до слез.
1925«Снежная замять дробится и колется…»
Снежная замять дробится и колется,Сверху озябшая светит луна.Снова я вижу родную околицу,Через метель огонек у окна.
Все мы бездомники, много ли нужно нам.То, что далось мне, про то и пою.Вот я опять за родительским ужином,Снова я вижу старушку мою.
Смотрит, а очи слезятся, слезятся,Тихо, безмолвно, как будто без мук.Хочет за чайную чашку взяться –Чайная чашка скользит из рук.
Милая, добрая, старая, нежная,С думами грустными ты не дружись,Слушай – под эту гармонику снежнуюЯ расскажу про свою тебе жизнь.
Много я видел, и много я странствовал,Много любил я и много страдал,И оттого хулиганил и пьянствовал,Что лучше тебя никого не видал.
Вот и опять у лежанки я греюсь,Сбросил ботинки, пиджак свой раздел.Снова я ожил и снова надеюсьТак же, как в детстве, на лучший удел.
А за окном под метельные всхлипы,В диком и шумном метельном чаду,Кажется мне – осыпаются липы,Белые липы в нашем саду.
1925«Синий туман. Снеговое раздолье…»
Синий туман. Снеговое раздолье,Тонкий лимонный лунный свет.Сердцу приятно с тихою больюЧто-нибудь вспомнить из ранних лет.
Снег у крыльца как песок зыбучий.Вот при такой же луне без слов,Шапку из кошки на лоб нахлобучив,Тайно покинул я отчий кров.
Снова вернулся я в край родимый.Кто меня помнит? Кто позабыл?Грустно стою я, как странник гонимый, –Старый хозяин своей избы.
Молча я комкаю новую шапку,Не по душе мне соболий мех.Вспомнил я дедушку, вспомнил я бабку,Вспомнил кладбищенский рыхлый снег.
Все успокоились, все там будем,Как в этой жизни радей не радей, –Вот почему так тянусь я к людям,Вот почему так люблю людей.
Вот отчего я чуть-чуть не заплакалИ, улыбаясь, душой погас, –Эту избу на крыльце с собакойСловно я вижу в последний раз.
1925«Слышишь – мчатся сани, слышишь – сани мчатся…»
Слышишь – мчатся сани, слышишь – сани мчатся.Хорошо с любимой в поле затеряться.
Ветерок веселый робок и застенчив,По равнине голой катится бубенчик.
Эх вы, сани, сани! Конь ты мой буланый!Где-то на поляне клен танцует пьяный.
Мы к нему подъедем, спросим – что такое?И станцуем вместе под тальянку трое.
Октябрь 1925«Голубая кофта. Синие глаза…»
Голубая кофта. Синие глаза.Никакой я правды милой не сказал.
Милая спросила: «Крутит ли метель?Затопить бы печку, постелить постель».
Я ответил милой: «Нынче с высотыКто-то осыпает белые цветы.
Затопи ты печку, постели постель,У меня на сердце без тебя метель».
Октябрь 1925«Снежная замять крутит бойко…»
Снежная замять крутит бойко,По полю мчится чужая тройка.
Мчится на тройке чужая младость.Где мое счастье? Где моя радость?
Все укатилось под вихрем бойкимВот на такой же бешеной тройке.
Октябрь 1925«Вечером синим, вечером лунным…»
Вечером синим, вечером луннымБыл я когда-то красивым и юным.
Неудержимо, неповторимоВсе пролетело… далече… мимо…
Сердце остыло, и выцвели очи…Синее счастье! Лунные ночи!
Октябрь 1925«Не криви улыбку, руки теребя…»
Не криви улыбку, руки теребя,Я люблю другую, только не тебя.
Ты сама ведь знаешь, знаешь хорошо –Не тебя я вижу, не к тебе пришел.
Проходил я мимо, сердцу все равно –Просто захотелось заглянуть в окно.
Октябрь 1925«Сочинитель бедный, это ты ли…»
Сочинитель бедный, это ты лиСочиняешь песни о луне?Уж давно глаза мои остылиНа любви, на картах и вине.
Ах, луна влезает через раму,Свет такой, хоть выколи глаза…Ставил я на пиковую даму,А сыграл бубнового туза.
Октябрь 1925«Плачет метель, как цыганская скрипка…»
Плачет метель, как цыганская скрипка.Милая девушка, злая улыбка,Я ль не робею от синего взгляда?Много мне нужно и много не надо.
Так мы далеки и так не схожи –Ты молодая, а я все прожил.Юношам счастье, а мне лишь памятьСнежною ночью в лихую замять.
Я не заласкан – буря мне скрипка.Сердце метелит твоя улыбка.
1925«Ах, метель такая, просто черт возьми!..»
Ах, метель такая, просто черт возьми!Забивает крышу белыми гвоздьми.Только мне не страшно, и в моей судьбеНепутевым сердцем я прибит к тебе.
1925«Снежная равнина, белая луна…»
Снежная равнина, белая луна,Саваном покрыта наша сторона.И березы в белом плачут по лесам.Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?
1925Сказка о пастушонке Пете, его комиссарстве и коровьем царстве
Пастушонку ПетеТрудно жить на свете:Тонкой хворостинойУправлять скотиной.
Если бы короваПонимала слово,То жилось бы ПетеЛучше нет на свете.
Но коровы в спускеНа траве у леса,Говоря по-русски,Смыслят ни бельмеса.
Им бы лишь мычалосьДа трава качалась, –Трудно жить на светеПастушонку Пете.
* * *
Хорошо весноюДумать под сосною,Улыбаясь в дреме,О родимом доме.
Май все хорошеет,Ели все игольчей;На коровьей шееПлачет колокольчик.
Плачет и смеетсяНа цветы и травы,Голос раздаетсяЗвоном средь дубравы.
Пете-пастушонкуГолоса не новы, –Он найдет сторонку,Где звенят коровы.
Соберет всех в кучу,На село отгонит,Не получит взбучу –Чести не уронит.
Любо хворостинойУправлять скотиной,В ночь у перелесицСпи и плюй на месяц.
* * *
Ну, а если лето –Песня плохо спета.Слишком много дела –В поле рожь поспела.
Ах, уж не с того лиДни похорошели, –Все колосья в поле,Как лебяжьи шеи.
Но беда на светеКаждый час готова,Зазевался Петя –В рожь зайдет корова.
А мужик, как взглянет,Разведет ручищейДа как в спину втянетПрямо кнутовищей.
Тяжко хворостинойУправлять скотиной.
* * *
Вот приходит осеньС цепью кленов голых,Что шумит, как восемьЧертенят веселых.
Мокрый лист с осиныИ дорожных ивокТак и хлещет в спину,В спину и в загривок.
Елка ли, кусток ли,Только вплоть до кожиСапоги промокли,Одежонка – тоже.
Некому открыться,Весь как есть пропащий.Вспуганная птицаУлетает в чащу.
И дрожишь полсуткиТо душой, то телом.Рассказать бы утке –Утка улетела.
Рассказать дубровам –У дубровы опадь.Рассказать коровам –Им бы только лопать.
Нет, никто на светеНа обмокшем спускеПастушонка ПетюНе поймет по-русски.
Трудно хворостинойУправлять скотиной.
* * *
Мыслит Петя с жаром:То ли дело в миреЖил он комиссаромНа своей квартире.
Знал бы все он сроки,Был бы всех речистей,Собирал оброкиДа дороги чистил.
А по вязкой грязи,По осенней тряскеЕздил в каждом разеВ волостной коляске.
И приснился ПетеСтрашный сон на свете.
* * *
Все доступно в мире, –Петя комиссаромНа своей квартиреС толстым самоваром.
Чай пьет на террасе,Ездит в тарантасе,Лучше нет на светеЖизни, чем у Пети.
Но всегда недаромСлужат комиссаром:Нужно знать все сроки,Чтоб сбирать оброки.
Чай, конечно, сладок,А с вареньем – дважды,Но блюсти порядокМожет, да не каждый.
Нужно знать законы,Ну, а где же Пете?Он еще иконыДержит в волсовете.
А вокруг советаВ дождь и непогодуС самого рассветаУймище народу.
Наш народ ведь голый,Что ни день, то с требой, –То построй им школу,То давай им хлеба.
Кто им наморочил?Кто им накудахтал?Отчего-то оченьСтал им нужен трактор.
Ну, а где же Пете?Он ведь пас скотину –Понимал на светеТолько хворостину.
А народ суровыйВ ропоте и гамеХуже, чем коровы,Хуже и упрямей.
С эдаким товаромДрянь быть комиссаром.
Взяли раз ПетрушуЗа живот, за душу,Бросили в коляскуДа как дали таску…………………………………Тут проснулся Петя.
* * *
Сладко жить на свете!
Встал, а день что надо, –Солнечный, звенящий,Легкая прохладаОвевает чащи.
Петя с кротким словомГоворит коровам:«Не хочу и даромБыть я комиссаром».
А над ним береза,Веткой утираясь,Говорит сквозь слезы,Тихо улыбаясь:
«Тяжело на светеБыть для всех примером.Будь ты лучше, Петя,Раньше пионером».
* * *
Малышам в острастку,В мокрый день осенний,Написал ту сказкуЯ – Сергей Есенин.
7/8 октября 1925«Свищет ветер, серебряный ветер…»
